Вечеринка в саду [сборник litres] - Кэтрин Мэнсфилд
– Спасибо. – Он взял свою чашку и опустился в кресло. – Нет, есть я не буду.
– Ну что ты! Хоть что-нибудь, ты почти не обедал, и до ужина еще далеко.
Подавшись вперед, чтобы передать ему печенье, она обронила шаль. Он взял одно печенье и положил на свое блюдце.
– Ах, эти деревья вдоль дороги! – воскликнула она. – Кажется, я могла бы смотреть на них вечно. Они напоминают самые изящные огромные папоротники, которые мне только доводилось встречать. А вон то, с серебристо-серой корой и гроздьями кремовых цветов! Я вчера потянула за головку один из них, чтобы понюхать, и пахло, – она зажмурилась при воспоминании и продолжила приглушенным, тихим, воздушным голосом, – свежемолотым мускатным орехом. – Небольшая пауза. Она повернулась к нему с улыбкой. – Ты ведь знаешь, как пахнет мускатный орех, Роберт?
Он улыбнулся в ответ:
– И как же ты собираешься это проверить?
В этот момент показался Антонио: он нес не только горячую воду; на подносе лежали письма и три газеты, свернутые трубочкой.
– Ах да, почта! Как чудесно! Ох, Роберт, не все же они для тебя! Их только что принесли, Антонио? – Ее тонкие руки взлетели вверх и зависли над письмами, которые Антонио протянул ей, наклонившись вперед.
– Только что, синьора, – широко улыбнулся Антонио. – Я сам взял их у почтальона. Попросил их у него.
– Славно, Антонио! – засмеялась она. – Вот эти мне, Роберт. Остальные – тебе.
Антонио резко развернулся, его тело сковало напряжение, улыбка исчезла с лица. В полосатом льняном пиджаке и с прилизанной сальной челкой он напоминал деревянную куклу.
Мистер Сэйлсби спрятал письма в карман, а газеты оставил на столе. Он крутил на мизинце кольцо, кольцо с печаткой, и смотрел прямо перед собой застывшим, отсутствующим взглядом.
Она – с чашкой чая в одной руке и тонкими листами бумаги в другой, голова откинута назад, рот приоткрыт, легкие мазки яркого цвета на скулах – глоток за глотком, она пила… пила.
– От Лотти, – раздалось ее тихое бормотание. – Бедняжка… такое несчастье… левая нога. Она думала… воспаление нервов… Доктор Блит… плоскостопие… массаж. Сколько снегирей в этом году… служанка, удовлетворяющая требованиям… Индийский полковник… каждая крупинка риса по отдельности… очень сильный снегопад. – Она оторвала свои светлые глаза от письма. – Снег, Роберт! Ты только представь себе! – И она прикоснулась к темным фиалкам, приколотым к ее маленькой груди, и снова вернулась к письму: – …Снег. Снег в Лондоне. Милли входит с чашкой утреннего чая: «Ночью был ужасный снегопад, сэр. – Правда, Милли?..» Шторы раздвигаются, в комнату неохотно струится бледный свет. Он приподнимается на кровати; беглым взглядом скользит по солидным домам напротив, обрамленным белым, их приоконные ящики до краев полны огромными белоснежными цветами… Из ванной комнаты – вид на сад на заднем дворе. Снег тяжелым слоем покрывает все вокруг. Лужайка – в волнистых узорах от кошачьих лап; на садовом столике толстый-претолстый слой льда; засохшие стручки бобовника превратились в белые кисточки; лишь кое-где в плюще проглядывает темный лист… Он греет спину у камина в столовой, на стуле сушится газета. Милли входит с беконом. «Сэр, если вы позволите, пришли двое мальчишек, которые за шиллинг почистят ступеньки и перед входом, стоит ли им разрешить?»… И тут по лестнице легкой поступью спускается Джинни: «О Роберт, разве это не чудесно! Как жаль, что это все растает. Где же кошка-крошка?» «Я возьму его у Милли…» «Милли, можешь просто передать мне котенка, если он у тебя там». «Очень хорошо, сэр». Он ощущает под ладонью биение маленького сердца. «Пойдем, дружище, тебя ищет твоя хозяйка». «О Роберт, покажи ему снег – его первый снег. Может, стоит открыть окно и положить ему на лапу маленький снежок?..»
– В целом все не так уж и плохо. Бедняжка Лотти! Милая Энн! Как бы мне хотелось отправить хотя бы частичку этого, – воскликнула она, махнув стопкой писем в сторону ослепительно сияющего сада. – Еще чая, Роберт? Роберт, дорогой, еще чая?
– Нет, спасибо. Но было вкусно, – протянул он.
– Отлично, потому что мой был невкусным. Словно измельченное сено. А вот и Молодожены.
Полушагом-полубегом, неся корзину, удочки и лески, они поднимались по пологим ступенькам.
– Боже! Вы ходили на рыбалку? – воскликнула Американка.
Они, запыхавшись, произнесли:
– Да, да, мы весь день провели в маленькой лодке. И поймали семь рыбин. Четыре можно съесть, а остальные отдадим. Детям.
Миссис Сэйлсби повернула свой стул, чтобы получше их разглядеть. Женщины с Прическами отложили шерстяных змей в сторону. Это была очень смуглая молодая пара – смоляные волосы, оливковая кожа, сверкающие глаза и зубы. Он был одет по английской моде – фланелевая куртка, белые брюки и туфли. Вокруг шеи повязан шелковый шарф, а голова с зачесанными назад волосами не покрыта. Он постоянно вытирал лоб, теребя в руках великолепный носовой платок. На ее белой юбке красовалось мокрое пятно, шея была ярко-розового цвета. Когда она подняла руки, под мышками показались разводы от пота; волосы мокрыми завитками прилипли к щекам. Она выглядела так, словно молодой муж окунал ее в море и снова вылавливал, чтобы высушить на солнце, а потом снова в воду – и так весь день.
– Может, Клемансо хочет рыбы? – воскликнули они. Их смеющиеся голоса, наполненные возбуждением, бились о застекленную веранду как птицы, из корзины доносился странный солоноватый запах.
– Вы сегодня будете крепко спать, – произнесла одна из Женщин с Прическами, ковыряясь в ухе спицей, вторая в это время одобрительно качала головой и улыбалась.
Молодожены переглянулись. Кажется, их накрыло высокой волной. Они задыхались, жадно глотали воздух, чуть-чуть пошатывались, а потом сказали с громким смехом:
– У нас даже нет сил подняться наверх. Поэтому придется пить чай в чем есть. Пожалуйста, кофе. Нет, чай. Нет, кофе. Чай-кофе, Антонио! – Миссис Сэйлсби повернулась.
– Роберт, Роберт! – Где же он? Его здесь нет. Ах, вот же он, курит в другом конце веранды, повернувшись ко всем спиной. – Роберт, может, немного прогуляемся?
– Конечно. – Он затушил сигарету в пепельнице и медленно направился к ней, не поднимая взгляда. – Ты не замерзнешь?
– Ну что ты!
– Уверена?
– Ну, – она прикоснулась к его руке, – возможно, – и слегка сжала ее. – Моя накидка в вестибюле, а не наверху. Может, ты ее принесешь? Она на вешалке.
Он вернулся с накидкой, она опустила свою маленькую головку, чтобы он набросил накидку ей на плечи. После чего – во всем его теле прочитывалось напряжение – протянул ей руку. Она мило поклонилась гостям на веранде, он спрятал зевоту, и они вместе спустились по ступенькам.
– Vous avez voo ca?[40] – сказала Американка.
– Это не мужчина, – заявила одна из Женщин с Прическами, – а просто вол. Я твержу своей сестре днем и ночью: не мужчина, а вол.
Перекатываясь, спотыкаясь, взлетая, смех Молодоженов разбился о стекло веранды.
Солнце стояло высоко. Каждый лист, каждый цветок в саду раскрылся и казался неподвижным, словно измученным, и сладкий, насыщенный, резкий запах наполнял дрожащий воздух. За толстыми мясистыми кактусами торчал стебель алоэ, усыпанный бледными, словно вырезанными из масла цветами; свет мерцал на поднятых копьях пальм; над клумбой алых восковников жужжали какие-то черные насекомые; по стене расползлось огромное и яркое вьющееся растение, оранжевое, с брызгами.
– Все-таки накидка мне не понадобится, – заметила она. – Слишком тепло. – Он снял с нее накидку и перекинул через свою руку. – Пойдем по этой тропинке. Я сегодня так хорошо себя чувствую, намного лучше. Боже правый, взгляни на этих детей! И это в ноябре!
В углу сада стояли две кадки с водой. Три маленькие девочки, предусмотрительно повесив штанишки на куст и задрав юбки до пояса, топали ногами в кадках. Они визжали, брызгались, и волосы падали им на лицо. Но неожиданно самая маленькая из них, которой выделили собственную кадку, подняла голову и увидела, что за ними наблюдают. На мгновение ее словно охватил ужас, затем она неуклюже
